Дух мой нотою финальной,
снятой со струны смычком, слабеет.
Скоро скрипкою в футляре
под землёю оглухонемею.
На несыгранном аккорде
пальцы, замерев, окостенеют.
Соком плоть вольётся в корни
развитых кладбищенских растений.

А лёгкое облачко, в недоумении
встретив свободу за чёрной каймою,
даже и после земного растленья
останется тем, чем и было — душою…

Если кто потом на небе
станет предлагать мне исправленье
в новой жизни, в новом теле —
откажусь от перевоплощенья.
Лишь бы только не монахом
в привилегированном покое
жить кастрированным страхом
с тихою фригидною душою.

Избавьте ж сегодня мой слух утончённый
от звуков фальшивых церковного хора.
Я оставаться хочу непрощённым,
пока в Золотой вы все верите Город…

1994