*

ПУЛЬКА

***
Ерофей был шариком. Обыкновенным шариком. Когда его только надули, он умел весело и беззаботно летать. И ему это нравилось. Потом у него отросли ручки и ножки и он стал бегать по дорожке. И ему это тоже очень нравилось. Но за ручки и ножки цеплялись Земные Дела и Заботы. Они ползали по земле. Они были цепкими и тяжёлыми. Они не давали Ерофею летать. И со временем он совсем разучился летать. Только о том, что он шарик, иногда ещё вспоминал.

***
Мы познакомились с Ерофеем на демонстрации в поддержку. Там все друг друга поддерживали. Мы шли с Ерофеем рядышком и тоже поддерживали друг друга. «Что б не улетели», — странно пошутил Ерофей. У нас в руках были воздушные шарики. Ерофей глядел на свой голубой и часто моргал. Он не хотел, чтоб они вытекали. Но они всё равно вытекали. И я их видел на лице Ерофея. Вот тогда Ерофей и сказал мне, что он шарик. А ещё он сказал, что мы все – шарики. Только забыли об этом. И летать разучились. Поэтому и не можем спокойно взять и улететь. А просто все когда-нибудь сдуемся. Или лопнем. И только останутся после нас никому другим не нужные (своих хватает) Земные Дела и Заботы.

***

«А ещё, я постоянно думаю о пульке», — добавил Ерофей.

ВЕСЁЛАЯ СКАЗОЧКА ПРО ФЕДЮ И КАРЛУШУ

   (Ф.Ницше и К.Кастанеде, с любовью)

   Жил-был маленький страшненький мальчик. Он был лысым, беззубым, с большой головой и с большими ушами. У него были маленькие кривые ножки и длинные тоненькие ручки. Папа его звал Феодором. Мама его звала Федюнюшкой. А во дворе все его звали просто и без затей –  Фридрих. Бегать и даже ходить он не мог – перевешивала огромная голова. Но гулять надо было. Мама ставила во дворе стул, привязывала Федюнюшку к спинке стула и оставляла на свежем воздухе. Рядышком всегда играли дяденьки в домино. Они жалели Фридриха и частенько подносили ему то стакан вермута, то папироску. Так Феодор уже в три-четыре годика пристрастился к алкоголю и курению. А ещё он узнал от дяденек много интересных слов. Он стал задумываться над этими словами. Выпьет. Покурит. И задумается. Новых слов было много, поэтому в пять-шесть лет Фридрих стал очень умным. Но он никому об этом не говорил. Даже Богу. С Богом он вообще-то любил разговаривать, спорил с ним, даже иногда покрикивал на Него. Но Бог говорил мало и не интересно, всё больше улыбался, гладил Федюнюшку по большой лысой голове, а когда тот говорил особенно умные вещи, то Он щёлкал его указательным пальцем сзади по огромному правому уху. Со временем Бог всё чаще стал щёлкать Фридриха по уху. Даже иногда стал щёлкать и по носу. Вообщем, Бог и Сам догадался о том, что Федюнюшка очень-очень поумнел. Не интересно стало Богу с Фридрихом. Он последний раз щёлкнул его по уху, больно-больно поставил на лысой башке чилим средним пальцем и отвернулся. Феодор от боли и обиды описался, потом допрыгал на стуле до стола, где играли мужики, смахнул со стола костяшки домино, потребовал бумагу и ручку и начал писать. Уже первая его книжка сразу же стала популярной у всех во дворе. И последующие его книжки зачитывались до дыр. Цитаты из них появились на заборах и на волосатых руках и грудях мужиков в виде татуировок. Приходили посмотреть на Фридриха и послушать его и с других дворов. А когда Федюнюшка пожил-пожил, нажился и умер, то ему в песочнице слепили маленький памятничек из собачих какашек. Памятник стоит до сих пор. Только уши у него отвалились…

    …А в соседнем дворе у Бога на коленях сидит странный мальчик. Он очень худенький, очень сопливый, с большими разными по размеру глазами, а уши у него вообще не видны из-за густых длинных волос до пояса. Бог слушает, как мальчик что-то бубнит себе под сопливый нос, улыбается и иногда наматывает длинный волос мальчика на палец и сильно дёргает. Мальчик тогда начинает орать, а Бог, успокаивая его, гладит его по головке и приговаривает: «Карлу-у-уша! Карлу-у-ушенька! Карлуша хоро-о-оший!»…

ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА ПРО ФЁДОРА СЕМЁНОВИЧА

 

 

   Фёдор Семёнович, переехав в Город, очень полюбил одно интересное занятие.

   Когда наступало новолуние, и Луна становилась тонкой и рогатой, он брал длинную верёвку, чай в термосе, бутерброды и шёл на стадион. Там Фёдор Семёнович делал на конце верёвки петлю и забрасывал её на нижний рог Месяца. Не сразу, конечно, но раз на шестой у него это всегда получалось. 

   Потом он четыре ночи – ведь днём Луны не видно – полз наверх. И делал это так. Забирался в специальный рюкзак, похожий на тот, в котором родители носят иногда своих детей, только больше размером, просовывал руки и ноги в сделанные для этого в рюкзаке отверстия и начинал лезть по верёвке. А ещё у рюкзака был зажим, висевший на прочной цепи, с помощью которого можно было прикрепляться к верёвке и опускать руки и ноги. Так что, когда Фёдор Семёнович уставал, он, используя это устройство, останавливался и отдыхал. А днём, когда Луны не было видно, даже немножко спал, болтаясь над Землёй в своём мешке.

   На четвёртую ночь он обычно добирался до Луны. Там он несколько дней сидел. Пил чай с бутербродами. И смотрел вниз, на Землю, на которой оставались все его проблемы и заботы. Нигде и никогда Фёдору Семёновичу не было так хорошо, как там, наверху, на пустой и безлюдной планете.

   Но нужно было не забывать о том, что Луна с каждым днём становится всё круглее. Что петля всё больше сползает с рога Месяца. И что в конце концов верёвка может упасть на Землю.

   Каждый лунный месяц Фёдор Семёнович проводил несколько дней на молодом Месяце и возвращался оттуда самым счастливым человеком на свете…

                                                    ***

   На прошлой неделе, когда я не застал Фёдора Семёновича дома, я пошёл на стадион. И увидел там, в центре поля, валяющийся моток верёвки. Был поздний вечер. Сверху светила полная круглая Луна.

 

                                                                                                                      1992

 

СКАЗКА ПРО ГРУСТНОГО ТАРАКАНА

                  

                          

 

   Жил-был Грустный Таракан. Жил он у Фёдора Семёновича на кухне, в духовке, которою никто и никогда не пользовался. А был Таракан грустным, оттого, что он никогда не слышал смеха. Ведь Фёдор Семёнович совсем перестал смеяться с тех пор, как уехал из деревни. И гостей у него никогда не было. И даже женщин он к себе не водил. А Таракан родился на кухне, нигде больше не был, родителей своих не помнил, ни друзей не родственников не имел, а потому, что такое смех и веселье, он и не знал.

   Услышит, бывало, Грустный Таракан, как его хозяин, придя с работы, варит суп из пакетика. Вылезет, посмотрит на Фёдора Семёновича, на его грустные серые глаза, и сам загрустит. Потом пожуёт упавшую хлебную крошку и уползёт обратно к себе в духовку грустные мысли мыслить.

   Так они жили-тужили.

   Однажды Фёдор Семёнович выпил очень много водочки в рюмочной и попал в вытрезвитель. А Грустный Таракан, не дождавшись хозяина, побрёл искать его.

   Выполз он на лестничную площадку и, вдруг, услышал из-за соседней двери шум. Оттуда раздавались смех и звуки весёлой музыки. Но Грустный Таракан не знал, что это – смех. Ведь он его никогда не слышал. Но смех ему очень понравился. И он прополз в щель под чужой дверью. Ах, как хорошо стало Грустному Таракану! Он даже улыбнулся, хотя и не понимал, что улыбается. А потом он пополз туда, где смех и музыка были ещё громче…

   В квартире праздник был в полном разгаре. Все танцевали. И, конечно же, никто не заметил того, как кто-то из гостей наступил на Смеющегося Таракана…

   А Фёдор Семёнович пришёл утром домой и сразу лёг спать. У него очень болела голова.

 

                                                                                                                      1992

 

БАБУШКИНА СКАЗКА


 

 «Бабушка, а мы все умрем?!»          

                                  (внучек)

 

   Жила-была Смерть-Смертушка. И решила она помереть. Потужилась-попыжилась. Ничегошеньки у неё не получилося. Одна она была на весь Свет Белый. Посему другой такой же для себя не дождаться ей было никак.

   «Да что же энто такоё, люди добры?! – запричитала тогда Смертушка. – Тышши лет ведь работала я! Ни праздников тебе, ни выходных! Неужто мне самой и помереть таперича спокойнёхонько нельзя?!»

   Обиделась она. Закрылась у себя в домике на тяжёлый засов. Шторы задёрнула. Телефоны-телефаксы отключила. Уши ватой заткнула. Села в уголок. И губки надула. Обиделась…

   И что тута началося!

   Уже через сутки-другие толпы людей домишко её окружили. Бабки-дедки приковыляли. Солдатики с войн разных понаехали. Писатели-поэты, которым 33 да 37 ужо сполнилось, тоже к ней пришли. Да и всякого другого люда со Света Белого видимо-невидимо собралось. И все они Смерть-Смертушку выйти просить стали.

   Но не вышла к ним Костлявая. Даже голос не подала.

   Мимо Самый Главный Генерал проезжал. «Что вы, блин, – гаркнул, – упрашиваете её?! Давайте, я своих молодцев-спецназовцов пришлю! Быстро они её, старую, из дома-то выкурят! А то можно и из пушки-гаубицы ка-а-ак пульнуть по хибаре её! Живо выскочит!»

   «Не-е-ет, – ответил ему один Старичок Седенький, надобно всё по-доброму решить. А то ведь она может и кого надо и кого не надо посетить-то. Всей планетушке нашей горемычной может лихо горькое принести. Нет. Надобно по доброму с ей …»

   Сплюнул сквозь зубы Генерал, махнул рукой и укатил по своим делам генеральским. Молодым ещё он был. Горячим.

   От самоубийц делегация приходила. С петлями на шеях. С предсмертными письмами в руках. Не открыла двери им Смертушка.

   Убийцы наёмные взятку ей неслыханную в щель под дверью просовывали. Но и их не удостоила Смерть ответом. В форточку вышвырнула деньги грязные.

   А народу-то округ всё больше и больше становилось! Слёзы все льют. Горюют. Да и как тута не заплакать?! Жизнь-то кончилась, а Смерть не пришла. Куды деваться?!

   Городок палаточный раскинули. Очередь зачем-то организовали. По номерам на ладонях переклички каждое утро устраивать стали …

   Время шло.

   Уже целый Город вокруг Смерти вырос. Даже название ему жители дали. Нью-Некрополь. Во как. Да только какой же энто Некрополь, ежели все бессмертные ходят? Неправильное название. Хотя, вроде как, и неживые все…

   Н-н-да-а … Ерунда какая-то получилась …

   А где Город  тот, внучек мой ненаглядный, дружочек мой неоценённый, неведомо мне. Но, говорят, скоро узнаю. Одна надёжа – образумится к тому времени Смерть-Смертушка. Выйдет к людям-то, нас покинувшим, успокоит их наконец-то …

   Так-то вот …

   Ну, спи, спи! Позднёхонько ужо. А завтрева – в садик тебе. Спи.

   Дай-ка я тебя ещё разочек поцелую …

                                                                                                                               1996

СКАЗКА ПРО МАЛЬЧИКА, ДЕВОЧКУ И ВЫСОКИЙ ЗАБОР

 

   Жила-была Девочка. Она очень любила гулять одна по своему Городу. Однажды она зашла очень далеко и очутилась в Незнакомом Парке. А в Парке она увидела Высокий Забор. Подошла к нему и слышит — за Забором кто-то плачет. Заглянула Девочка в щёлку, видит — сидит на земле Мальчик. Вокруг него — ни деревца, ни кустика, ни травиночки. Одна голая земля. Даже игрушек у Мальчика нет. Жалко стало Девочке его. Взяла она большую железную палку и выломала одну доску из Забора. Просунула голову и говорит: “Мальчик! Что ты там сидишь один и грустишь?! Иди сюда! Здесь веселее!” Подошёл Мальчик, выглянул наружу и видит — стоит красивая весёлая Девочка с мячиком. Вокруг неё — Незнакомый Парк. Травка зеленеет. Солнышко блестит. Вдалеке другие ребята бегают, смеются. Подумал Мальчик и сказал: “Нет, Девочка, я не пойду с тобой. Боюсь. У меня никогда не было ни друзей, ни игрушек. Да и играть я ни во что не умею. До свидания … “ Повернулся и ушел. Пожала Девочка плечами и побежала, подбрасывая мячик, по своим делам. А выломанная доска из Забора так и осталась лежать на земле.
  Перед сном Девочка рассказала маме про странного Мальчика. “Ты должна ему помочь! — сказала мама. — Ты же у меня такая добрая и умненькая. Мимо чужой беды никогда не проходишь. Ты обязательно что-нибудь придумаешь и поможешь ему!”
  У Девочки было очень много игрушек, и она знала очень много всяких интересных и весёлых игр. На следующий день она надела своё самое красивое платье и опять пошла к Забору, дыру в котором никто не заделал, позвала Мальчика и сказала: “Ты можешь обратно вернуться за свой Высокий Забор, но давай сейчас всё-таки попробуем немножко вместе поиграть. Ты не бойся, я тебя научу!”
“А что? — подумал Мальчик. — Поиграю немножко и вернусь. Ничего со мной не случится … “
  Прошло несколько дней. Каждое утро Девочка приходила к Забору, Мальчик выбирался к ней и они вместе, сначала понемногу, а потом всё дольше и дольше играли в разные детские игры. Но далеко от Забора не отходили.
  Однажды Девочка, как всегда пришла к Забору и увидела, что дыра в нём заколочена … “Не расстраивайся, Девочка! — услышала она за спиной. — Это я сам сделал!” Повернулась Девочка, а перед ней — Мальчик. Смеётся. “Пойдём отсюда! — говорит. — Я сюда больше никогда не вернусь!” Они побежали, взявшись за руки, к другим детям и целый день бегали и играли с ними.
  Наступил вечер. “Ты стал теперь весёлым и задорным, — сказала Мальчику Девочка, — ты знаешь много игр, и тебе не скучно будет ни одному, ни с другими детьми. А мне надо возвращаться домой. Я живу далеко отсюда. У нас там есть Свой Парк, а в нём у меня много Старых Друзей. Я, конечно, буду иногда сюда приходить. Но не так часто, как раньше. Но ведь это не страшно? Правда!? Ты же теперь такой же, как все дети. И можешь найти себе Настоящих друзей! Пока!” Помахала она Мальчику ручкой и побежала домой. 
  Прошло несколько дней. Потом — недель. А Мальчик всё стоял посреди Незнакомого Парка, держал подаренный Девочкой мячик, и смотрел на дорожку по которой она убежала. 
  Наступила осень. Ночи стали холоднее. И однажды ночью, когда уже пошел первый снег, Мальчик замёрз и умер …
  Как-то вечером, укладывая Девочку спать, мама спросила: “А как тот Мальчик, о котором ты мне рассказывала? Тебе удалось помочь ему?” “Конечно, мамочка! — ответила Девочка. — Я научила его всяким играм, он наконец-то стал выходить из-за своего Забора, стал весёлым и жизнерадостным и, наверное, теперь каждый день играет с мальчишками и девчонками из Незнакомого Парка!”
  “Умница ты моя! — сказала мама и поцеловала Девочку. — Спокойной ночи!” “Спокойной ночи, мамочка!” — ответила Девочка, повернулась на бочок и сладко уснула.

                                                                                                                                 2002

СКАЗКА ПРО БЕЛОГО БЫЧКА И ОРАНЖЕВУЮ БЕГЕМОТИХУ

 
   Жил да был Беленький бычок. Жил он не далеко от Рязани. В колхозе. На ферме. С папой и мамой. Папа был быком. А мама — коровой. Жили они хорошо. Но была у Белого Бычка одна заветная мечта. Он очень хотел покушать сочной зелёной травки. И не где-нибудь, а в Париже. И не где-нибудь в Париже, а на Елисейских полях. И, конечно же, мама с папой его туда не отпускали.
  И вот однажды приходит к ним домой скотник Фёдор Семёнович и говорит: “Завтра я поведу вас на мясокомбинат. Извините”. И ушёл.
  Сначала все поплакали. Потом Белого Бычка отпустили погулять. А Бык и Корова стали думать. А когда они надумались, то позвали Белого Бычка и сказали ему: “Мы тебя очень любим. И не хотим, чтобы из тебя сделали окорок. Лучше мы отпустим тебя в Париж, на Елисейские поля. За нашу жизнь мы накопили целый миллион рублей. Возьми эти денежки на дорогу. Но мы тоже не хотим превратиться в пельмени. Поэтому, когда наступит ночь, подожги наш дом с четырёх сторон вместе с нами. И беги в свой Париж. Там тебя никто не тронет. Там свобода, равенство и братство. И Эйфелевская башня. А перед тем, как бежать в Париж, отдай половину денежек Фёдору Семёновичу. Положи их ему на крыльцо. Пусть не думает, что мы сволочи.” Сказали это Белому Бычку папа с мамой и решили ещё немного поплакать. А потом попросили Белого Бычка закрыть дверь. С той стороны …
  Сделал Белый Бычок всё так, как ему сказали, и пошёл на вокзал. Там он купил себе билет на поезд “Рязань — Париж” и уже к вечеру смотрел в окно вагона на убегающие русские леса и поля.
  … Уже несколько дней Белый Бычок был в Париже. И хотя мечта его, наконец-то, исполнилась, сказке конец ещё не настал.
  Днём Белый Бычок кушал травку на Елисейских полях и любовался Эйфелевской башней, а поздним вечером гулял по тихим парижским улочкам. Ему было очень хорошо. Но иногда, а потом всё чаще и чаще, на него стали нападать грустные минутки. Он начинал вспоминать маму Корову и папу Быка. А недавно даже вспомнил Фёдора Семёновича. Так ему грустно было. Одному ведь всегда бывает грустно…
  Но вот однажды, гуляя по тихим парижским улочкам, он вышел на набережную речки Сены и увидел в воде Оранжевую Бегемотиху. Она плескалась, ловила мелкую парижскую рыбёшку и кушала её. По маленьким, но выразительным глазкам Оранжевой Бегемотихи Белый Бычок понял, что на неё тоже нападают грустные минутки. Поэтому он сказал ей: “Давай будем дружить!” “Давай!” — сказала она и вылезла из воды.
  На следующий день они уже вместе кушали сочную травку на Елисейских полях, а вечером гуляли по тихим парижским улочкам. И от такого счастья Белый Бычок стал Самым Белым Бычком на всём белом свете. а Оранжевая Бегемотиха — Самой Оранжевой Бегемотихой!
  Но кончилось счастье, и наступило несчастье. На четвёртый день их совместной жизни Оранжевая Бегемотиха перестала какать. Ведь она никогда раньше не ела столько сочной травки, тем более на Елисейских полях, поэтому у неё и случился заворот кишок. Оранжевая Бегемотиха стала сереть не по дням, а по часам. А когда она совсем посерела и упала, Белый Бычок вызвал “скорую помощь”.
  Привезли уже серую Бегемотиху во 2-ую городскую парижскую больницу. Там в тот день дежурил доктор Жан. Он осмотрел её и сказал Белому Бычку: “Бегемотихе срочно нужна операция. Но я не могу её сделать, потому что у меня нет специального ножа, которым разрезают очень большие животы. Правда, такой нож есть у Жёлтого Носорога. Но живёт он очень далеко. В Китае. В городе Шанхае.” Сказал это доктор Жан и ушёл по своим врачебным делам.
  А Белый Бычок, не долго думая, побежал — ведь денег на билет у него не было — в Китай, в город Шанхай. Бежал он долго, но мог бы бежать ещё дольше, если бы его иногда не подвозили на попутных машинах…
  В Шанхае Белый Бычок нашёл Жёлтого Носорога, рассказал ему про Бегемотиху и попросил у него специальный нож. Жёлтый Носорог дал Бычку не только нож, но и денег на обратную дорогу. “А то, — сказал он, — ты можешь не успеть, и серая Бегемотиха уже никогда не станет Оранжевой.” Поблагодарив его от всего бычьего сердца и поздравив с наступающим Новым годом, Белый Бычок отправился в обратный путь.
  Доктор Жан, увидев нашего героя, сказал ему, что он очень вовремя привёз специальный нож и что завтра могло бы быть поздно. Доктор пошёл готовиться к операции, а Белый Бычок решил пока погулять по тихим парижским улочкам.
  Гулял он, гулял и случайно вышел на то самое место на набережной, где они встретились с Оранжевой Бегемотихой. Тихо текла вода, и в лучах закатного солнца плескалась мелкая парижская рыбёшка.
  И решил Белый Бычок почувствовать то, что чувствовала его подруга, купаясь в ласковых волнах Сены. Он зажмурился и с разбегу прыгнул в воду. А потом стал плавать, плескаться, и даже ловить и кушать мелкую парижскую рыбёшку. Часа два купался. После этого позвонил в больницу, и узнав, что операция прошла успешно, пошёл отдохнуть на Елисейские поля …
  А утром Белый Бычок почувствовал, что не может покакать, и увидел в зеркало, что из белого превращается в серого. Он никогда раньше не ел рыбёшки, тем более парижской, поэтому и у него тоже случился заворот кишок, и он тоже попал во 2-ую городскую больницу, когда там дежурил доктор Жан …
  После операции Бычка положили в палату, в которой уже находилась Бегемотиха. В палате было много солнца, светло-розовые стены, белые занавески и сифон с газированной водой. А на кроватях под белоснежным бельём лежали Серый Бычок и Серая Бегемотиха. Они быстро поправлялись, и с каждым днём Бычок становился всё белее, а Бегемотиха — всё оранжевее.
  Через несколько дней их выписали из больницы. Вышли они на залитую солнцем и прошедшим дождём чистую парижскую мостовую, постояли, подумали и решили, что Белый Бычок будет кушать сочную травку на Елисейских полях, а Оранжевая Бегемотиха — купаться и ловить мелкую парижскую рыбёшку в речке Сене. А по вечерам они будут встречаться и вместе гулять по тихим парижским улочкам.
  “Так-то будет лучше,” — сказал Бычок. “И какать будем нормально,” — согласилась с ним Бегемотиха.
  А специальный нож они отправили обратно в Китай, в город Шанхай, Жёлтому Носорогу. Вместе с открыткой, в которой большими буквами было написано: “СПАСИБО!” Только по-китайски.
 
 
1992 г.

СКАЗКА ПРО КОНФЕТКУ-ЭГОИСТКУ

 
 
   Жила-была Конфетка. Звали её Лида-Леденец. И были у неё очень красивые обёртки. Верхняя — красная-прекрасная. Средняя — блестящая-хрустящая. И,наконец, нижняя — невзрачная, но прозрачная. А под всеми тремя — сладкое-сладкое, вкусное-вкусное тельце самой Конфетки. Вот только характер у неё был скверный, потому что она никого не любила, кроме себя. Эгоисткой была.
  По воскресеньям Лида-Леденец ходила в зоопарк и подолгу гуляла там среди клеток с животными. Ей нравилось, когда звери начинали бросаться на решётки и беспомощно рычать от невозможности и желания достать её. Но особенно она любила прогуливаться у клетки с обезьянами. Там жила горилла, вернее — Горилл, который сильнее всех хотел Конфетку. Лида-Леденец, зная это, специально останавливалась рядом с ним, разворачивала свою верхнюю обёртку, как будто от жары, и, сверкая на солнце кусочком приоткрывшейся блестящей рубашки, наслаждалась тем, как Горилл кидался на решётку, протягивал сквозь прутья свои руки и кусал до крови свои некрасивые губы.
  Однажды, когда Лида-Леденец дольше обычного задержалась у клетки с обезьянами, Гориллу стало плохо. Он упал в обморок и, не приходя в сознание, к утру умер.
  … Фёдор Семёнович после пожара на ферме уехал из деревни и стал работать в зоопарке: чистить клетки и кормить зверей.
  В тот день, когда Горилл умер, Фёдор Семёнович решил, что пора прекратить издевательства Конфетки над зверями. Он немножко подумал и придумал, что нужно сделать.
  Взял он все свои денежки, пошёл в магазин и купил много-много вкусных конфет. А потом целую неделю кормил ими зверей. До отвала накормил. Так, что звери даже смотреть на конфеты больше не хотели.
  В воскресенье, как обычно, Лида-Леденец пришла в зоопарк. Но что такое? Звери спокойны. Никто не бросается на решётки и вообще не обращает на неё никакого вниманья.
  Тогда Лида-Леденец решила всем показать, на что она способна. Встала она на самое видное место и сняла с себя верхнюю обёртку. Ах, как заблестело на солнце её второе серебряное платьице! Но звери остались спокойны. Тогда Конфетка сбросила с себя вторую обёртку. Сквозь тоненькую нижнюю рубашку уже стало видно её сладкое тельце. Но всё равно никто не обратил на Эгоистку никакого внимания. И вот уже всё сбросила с себя Лида-Леденец! Сладкий запах полетел над клетками, но звери даже и не шелохнулись.
  А день, между прочим, был жарким. Поэтому очень скоро Конфетка стала таять. Но она этого не замечала. А когда заметила, то было уже поздно …
  Лида-Леденец превратилась в маленький липкий грязный комочек, который вечером вместе с затоптанными обёртками Фёдор Семёнович сгрёб метлой в общую кучу мусора …
  После работы Фёдор Семёнович как обычно зашёл в рюмочную, чтобы выпить водочки. “Жаль, — сказал он самому себе, — что я раньше не додумался купить конфет. Может тогда и обезьянка осталась бы жива.” Вздохнул, поставил пустой стаканчик на столик. И пошёл к стойке ещё за одним.
 
1992 г.