Вчера вы пили-ели
за мой за упокой.
Сегодня на панели
стою я, и со мной
дрожит в юбчонке летней,
коленочки сведя,
несовершеннолетняя
душенька моя.

Я — профессиональный
отныне сутенёр.
Товар мой — нелегальный,
но я ж его не спёр!
Его ещё в утробе
нам каждому дают.
Своё же — не чужое.
Хочу — и продаю.

Юлою голубою
раскручена Земля.
С неё сорвались двое —
душа моя и я.
Держаться не хотели
за травку и кусты,
вот и стянул их Гений
нечистой красоты.

Ты ж выпала — не пала.
Кончай переживать.
Путана ж — не шалава
и не простая б…
А ну, расправь-ка плечи!
И выпяти-ка грудь!
Гляди-ка, вон, по Млечному
местные бегут.

«Гуд монинг», «гутен морген»
и «здрасьте» говорю.
Они ж воротят морды,
жестикулируют.
Никто из всей оравы
не вынул ни гроша.
Но не пойдёт же даром
продажная душа!

«Шагали б вы отсюда! —
они нам говорят. —
Таких, как вы, валютных,
у нас здесь не хотят.
Нам душ хватает штатных,
полно тут и бродяг.
Мы любим их бесплатно,
имеем их за так».

Так что ж нам делать, что же?!
Не космонавты ж мы!
Земля простить не сможет
нам ходок внеземных.
В итоге перед вами —
классический расклад:
низы не могут с нами,
верхи нас не хотят.

Я троекратно сплюну,
потом перекрещусь.
Подумаю, что сплю, мол,
и сладко потянусь.
Всё выпили и съели
за мой за упокой.
Нет никакой панели…
Лежу я под землёй.

1998