«Наполовину синие стены…»

Наполовину синие стены.
Трещины скрещены на потолке.
К лампочке — провод, как старая вена.
Кровью разлившийся свет на столе.

А на столе с желобами для стока
совесть лежит, принадлежавшая мне.

Скоро войдёт сюда неторопливо
старый прозектор подземной страны,
страдающий грыжей и гипертонией,
работой замученный без выходных.

Но не придаёт он в работе значенья
мукам подземным, тем паче — земным.

Взяв в руки остро заточенный скальпель,
совесть мою он слегка рассечёт.
Появятся первые несколько капель
трусости, лжи и чего-то ещё.

Тут уж он глубже холодным оружьем
в совести душу, как в тушу войдёт…

Очень хотелось бы мне в этом месте
оптимистическим сделать финал.
Чтоб, например, моя совесть воскресла,
иль там, под ножом, оказалась жива.

Но для концовки такой очень нужно,
чтобы во мне эта совесть была…

1989