***

 

                          КУПЛЕТ ТРЕТИЙ

 

                                                      «и после»

 

                                                       1

   — Да? Алё?

   — Привет.

   — Здравствуйте…   0-о?! Привет! Кру-у-уто!

   — Неужели узнал?

   — Конечно! Откуда ты, Ирка?

   — От верблюда. Света  я.

   — Та-а-ак…

   — Об косяк … Ладно, не подыскивай слов. Не обижаюсь. Смешно было

бы через десять-то лет обижаться.

   — Да уже – почти пятнадцать… Теперь узнал. Уз-нал.

   — Точно? А фамилия?

   — У меня других Светок не было.

   — А у меня вообще других не было… Что замолк? Не боись. Шучу.

   — Ты где?

   — На том свете.

   — Тогда – до встречи.

   — До встречи… Когда освободишься?

   — Часов в пять.  В шесть можем где-нибудь встретиться.

   — Я стою на какой-то площади. В центре – фонтан с музыкой.

   — Знаю. Театральная.

   — Зато я не знаю. Первый раз у вас. Давай здесь у фонтана и встре-

тимся. Других мест я все равно пока не знаю. Не у вокзала же встре-

чаться.

   — Узнаем друг друга-то?

   — Я – узнаю.

   — Да-а-а? У меня ведь теперь пятна нет. Сразу после школы проопери-

ровали.

   — Тогда «Огонек» купи.

   — А я тебя как …

   — А я уже купила …

   — Шутишь все… Слушай, а откуда ты знаешь, что я здесь работаю? До-

мой мне звонила?

   — Да. Мама твоя телефон дала. Рабочий. А домашний ты мне дал.

Тогда еще. Я его на руке написала.

   — До сих пор не стёрла?

   — До сих пор.

   — А мать только телефон дала, или сказала, где я работаю?

   — Нет, не сказала. Но раз ты спрашиваешь, то догадываюсь. В морге

что ли?

   — Ага.

   — Сбылась мечта идиота.  А вот моя мечта не сбылась. Я проститут-

кой стала … Да  что ты опять замолчал-то? Совсем, что ли, шуток не

понимаешь? Учительница я. Начальных классов. Училка-дурилка. Вот,

приехала к вашим. Опытом делиться …

   — Слушай! У вас же сейчас там …   Ты что оттуда приехала?!

   — Да нет. Я уже лет десять твоя соседка. По области. По распре-

делению попала. Так и осталась здесь.

   — В Вологде?

   — В Костроме.

   — Семья?

   — «А сына как назвала  …» Я ж не по «межгороду» звоню. Навсегда

не исчезну. Встретимся – поговорим. Иди, давай, работай.  Ждут, навер-

ное…  Впрочем, клиентура у тебя спокойная, неспешная. Да?

   — Да, неторопливые ребята…  Ну, ладно.  Значит, говоришь, узнаем

друг друга?

   — Ой! Совсем забыла! Я ж тоже прооперировалась! Теперь я блондин-

ка, ноги у меня длинные и грудь еле ношу.

   — Ты что, в школе для особо одаренных работаешь?

   — В смысле?

   — А шутки твои до меня с трудом доходят. Не для средних умов шу-

точки…  Со вторым дном.

   — Но я действительно теперь блондинка! Крашенная… А что до ног и

груди… ну, не знаю. Сам оценишь.

   — Да-а-а?!

   — Да. А ты что, теперь плохо видишь?

   — Да нет, хорошо вижу. И руки, между прочим, целы.

   — Да-а-а?!  А ты в перчатках работаешь?

   — Конечно…

   — Тогда не забудь снять, Казанова…  Ну, всё! До вечера. Тут оче-

редь собралась. Мужики одни. Не пойму только – позвонить, или …

   — Ну, конечно же – «или»! В шесть, у фонтана. Пока!

   — Пока…

 

                                         2

 

   Слабо освещенный единственной лампочкой, а не окнами – их нет –

коридор. Но свет так же поступает и из нескольких открытых дверей

справа и слева по коридору. Оттуда же исходят и звуки. Гулкие,

с эхом. Это – шаги, шарканья; звон от соприкосновенья металла о ме-

талл и металла, о, возможно, кафель или камень; звук, то капающей,

то льющейся, то плещущейся воды, или не воды; разные по тембру и силе

голоса и, иногда, смех; трудно различимый, но безусловно радио, голос.

Коридор с наполовину темно-синими стенами пуст, но не очень. Есть стул,

тумбочка. Телефонный аппарат – на ней; пепельница – рядом с ним. Жи-

винку в картинку вносят не только описанные выше звуки, но и лежа-

щий в пепельнице раздавленный, хотя и окончательно не погашенный, с

сизым, почти  не колеблющимся волоском дымка, окурок. После очередного

взрыва хохота из одного из дверных проемов от порога по полу коридора в

сторону противоположной стены начинает расти тень. Телефон уже молчит. Часы

еще тикают…

   Площадь. Фонтан. Зелень. Все движется: машины, люди, деревья, зда-

ния, воздух, солнце на небе, небо над Землей, Земля под небом. Даже

комариное тельце, упавшее мертвым с пахнущего французским лба, не ле-

жит спокойно на асфальте. Где уж там… Последнее место пребывания

живого комара – гладкое и равномерно смуглое, если смотреть издалека,

 а если смотреть вблизи, то можно с  этим и не согласиться. Кожа на

 лбу, так же, как и всё вокруг, – в движении. Вот она собралась в не-

 сколько не очень глубоких складок, продольных, а вот – в несколько

 поперечных. Вот складочек опять не видно. А вот – новый комарик. Бед-

 няжка … Ужас – центр города, а столько комаров! Кусты, вода, июнь –

 поэтому, видимо… На лоб падает завиток волос. Мелькает и исчезает

 уже вместе с завитком ладонь, блеснув колечком. Вроде бы – женский…

Вроде бы – правая… Вроде бы – обручальное…  Вроде бы…   А мо-

жет быть, и нет.

 

 

                                                   3

 

   — Во-о, сукин сын! Знает ведь, сволочь, что не фонтаном я здесь любу-

юсь…  Не-е-ет, надо было и вторую бутылку подальше в кусты забросить!

Чтоб я поползал, поискал её. Сука…  Чтоб ты блеванул этим пивом…

А вот хрен тебе в зубы! Не встану! Не унижусь! Ни за что! Наверное…

Ну, по крайней мере, пока ты здесь сидишь, жирняга. А потом, конечно,

надо бы сползать, подобрать. Через пару часов уже все магазины закро-

ются, а мне бы еще штучки три-четыре найти б не мешало. Чтоб с Вень-

кой не скидываться: добавит, гад, совсем немного, сколько мне не хва-

тает, а потом выклянчит полпузыря. Базилио…  Ему-то, хиляку, и от такой дозы

балдёж, а ты потом ходи вдоль трубы – ни уснуть, ни догнаться.

На улицу не высунешься – холодно еще по ночам бродить. В «круглосу-

точные» охрана не пускает. Да и менты чё-то озверели. Ладно бы в

«аквариум» отвозили, а то… Что мы им сделали?! Новые дубинки что ли

им к лету выдали, разминают?…

                                                              *

   Ну, что уставился? Не нравлюсь? Эстетическое наслаждение тебе пос-

ле пивца порчу? Да не морщись ты! Не вороти рожу-то сытую! Глянь-ка

еще разок на меня, да подумай, если есть чем…

                                                              *

   Про суму и тюрьму слыхал? Слыхал. Вот, перед тобой эти самые –

сначала тюрьма, а потом сума – и сидят.  В одном лице, так сказать…

                                                              *

   Подойдет, скажем, к тебе сейчас хулиганище-бандитище  здоровый и

деньгу попросит. Дашь? Не дашь?! Оттолкнешь его и убежишь?! Ну, и

дурак. Потому как от толчка твоего  упадет этот бедняга и долбанёт-

ся во-о-он об ту урну железную. Башку себе разобьет. А когда «скорая»

наконец-то подъедет, то тело его с этой самой урной уже одной тем-

пературы будет. Понял? Не понял?!  Объясняю. Тачка твоя стоит? Твоя.

Бросишь ее? Не бросишь. Сядешь и укатишь. Ну и что, что пивка выпил.

Мы ментов не боимся. Пока. Правильно. А старичка видишь на соседней

скамеечке? Ушлый старикашка.  Думаю, не только тебя, но и номерок у

твоей машинки запомнит. Пару циферок-то уж точно. А дальше – дело

техники… С тюрьмой, пожалуй, мы все усекли, можно не продолжать…

Теперь – сума. Годков семь-восемь оттрубишь – это, как пить дать.

Жена-дети есть? Нет? Значит, еще проще – маманька старая сыночка до-

мой не дождётся. К своей маманъке отправится. А квартирка после смер-

ти ее – фьють! – тоже тебя не дождётся… Друзья, говоришь?! Подумал,

чё сболтнул-то? Самому смешно не стало? То-то же… Вот, вкратце

и все…

                                                        *

    …и возьмем мы тебя с Венькой к себе. Третьим. Местечко рабочее

тебе выделим. Вон, хотя бы в том детском садике.  Место не очень

прибыльное, но зато уютное. Днем детишки носятся, верещат – поносталь-

гируешь. Вечером на скамеечке школьнички песенки всякие щипателные

под гитару поскуливают – слезу пустишь и, опять же, – поностальгируешь.

Романтика! Пьют, правда, они редко, и «бычков»  жирных от них не дождешь-

ся, но ведь и мы с Венькой тоже не сразу звезды с небес хватать стали.

Попривыкнешь, опыту поднахватаешься, а там, глядишь, и вакансия какая

подвернется… И вот, тебя уже к театру или даже к фонтану подпус-

кают! Живи-не-хочу!… Сядешь тогда ты на эту скамеечку и вспом-

нишь, каким расточительным был, каким не внимательным к братьям стра-

дающим… Сука…

                                                        *

   Когда ж ты писанькатъ-то  захочешь, жеребец? Две ж бутылки выпил,

выжрал, можно сказать…

                                                        *

   Ну-у-у, наконец-то, наконец-то! Оторва-а-ал попаньку. Понё-ё-ёс две

пол-литры в тазу малом. Что б тебе не донести их!…

                                                        *

   Так, Лёшенька, теперь и ты давай-ка свой задок тощенький подни-

май и забирайся в «белой акации  гроздья душистые». А то, гля, расфило-

совствовался – «сума», «тюрьма»… Даже сам почти поверил в придумку

 свою, алкаш несчастный…  Ползи-ка лучше за бутылкой в кусты, бом-

жина позорный. Из «бывших», так сказать. Из, так сказать, «второй вол-

ны»… Челкаш, едрит-твой-чиж…

                                                                *

   Та-а-ак… Вот ты где… А подружка?… А вот и подружка!

Цела хоть? Цела! Обе целы… Та-а-ак, теперь выползаем потихонечку,

выползаем… блин! Осторожно, Лёха! Так и без глаз остаться можно.

Хотя, говорят, слепые на паперти не меньше нашего за день нагребают…

Тьфу, идиот! Нашел, о чем подумать. Ползи, давай, дальше, слепой музы-

кант…

                                                          *

   А эт-то еще что сие?!  Кто такие?! На минутку нельзя отлучиться – расселись!

Еще и сосутся! Глазки прикрыли от удовольствия…  Между прочим, сударь и

сударыня, под теперь уже вашей скамеечкой не мусор какой-нибудь ва-

ляется, а мой, как бы это выразиться, джентльменский набор в пакетике,

позарез, кстати, мне сейчас необходимый. А взять его как? Я ж не по-

лешка бесчувственная кайф-то вам обламывать. Да и знаю, что в такие

минуты даже опасно некоторых тревожить. Особенно самцов. Но и вы

меня поймите. Сколько вы тут целоваться собираетесь, голубки? Мне ж

работать надо…

                                                        *

   Ну-у-у, разошлись-то как! Светло ж еще, люди кругом, бесстыдники…

                                                        *

   И вроде не маленькие уже. Этот-то, с пятнищем в полморды, – ишь, как

ладошкой-то она щечку его страшненькую поглаживает! – вряд ли меня

младше…  Да и эта, цыганистая, далеко не девочка. Вон, кудри-то её черные –

с проседью …

                                                        *

   Ну да ладно, ваше дело, сидите уж … Похоже, это надолго… Пойду,

пока эти сдам. Небось, не стащите добро мое. Только вы, пожалуйста,

не уходите, подождите меня, а то коллеги мои, понимаете, шастают тут …

Я сейчас… Я быстро…


                                  ************************************

 

 

                                                  ПРИПЕВ

 

      (исполняется после каждого куплета по два раза)

 

 

                                                                  *

А небо-то?! Ну-у-у, такое, блин, всё из себя огромное-огромное!…

А звездочки-то?! Ну-у-у, такие, блин, все из себя далекие-далекие!…

А ты-то?! Ну-у-у, такая, блин, вся из себя любимая-любимая!…

А я-то?! Ну-у-у, такой, блин, весьизсебя-весьизсебя!…

А жизнь-то?! Ну-у-у, это, блин, ва-а-а-ще!…

Бляха-муха …

Ла-ла-ла…

 

                                                                           июль 1996 – январь 1997

                                                                       Новокемский – Петрозаводск