Ну-ко, схлыньте-ко с колен, девки-пышеньки!
Заалкалось поплясать старцу Гришеньке.
Опостылело сидеть с блюдолизами.
Эх, пойду потопочу да повзвизгиваю!

Две нехилые руки да на вдохе — ввысь!
Заломлю за головой да со свистом — вниз!
Пол под публикой встряхну полнобрюхою
дробью кованых сапог, топотухою!

Ране так же до зела сапожищами
отбивался «краковяк» мужичищами.
Танцевался и «гопак» вместе с «барыней»
всей деревней, молодыми да старыми.

И скакали каблуки в пляске адовой
по лицу да по груди конокрадовым,
выбивая из меня плату малую —
клок волос да зуб гнилой с юшкой алою…

Ну, а кровушкой своей, охо-хошеньки,
окропил я семь полей, три дороженьки
и последнюю свою тропку скользкую,
иже вывела меня, голь тобольскую.

И вот ноне я могу сам не меряно
пососать из жил чужих, что потеряно.
Да не красненькой ужо, а голубенькой!
Да из туши не костлявой, а пухленькой!

Вон сидят пузаны, жрут щи халявные.
Растянули по нужде рты слюнявые.
Коли свистну — подползут, дабы сшамкал их,
али баб их окрестил толстой палкою.

Даже хищные орлы, выи вытянув,
ждут, пока из носа перст я свой выниму.
Помнят то, как птицу гордую давеча,
как козявочку, скатал я меж пальчиков.

Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй! Дюже хочется,
свистопляска чтобы энта не кончилась!
Чтоб текла мадера речкой глыбокою,
и плыла б по ней селёдка с молокою!

Чтоб в хоромах гобзовалося глупому,
чтоб сгорел дотла дворец у Юсупова…
Только — чу! Лукавый дух, жупел выпустив,
в ухо левое шепнул: «Накось — выкуси!»

2001