Стать не хочу я небесною клеточкой,
млечной частичкой чужого пути.
Дайте мне тучку-летучку и звёздочку,
можно — не крупные, лишь бы — ничьи.

Я превратился бы в их отражение
и волновался б волною морской,
трясся бы в лужах я от унижения
и трепетал бы в ладонях с водой.

Стать хорошо бы и звуком неслыханным,
тридцать четвёртою буквою стать,
и щекотать чьё-то горло на выдохе,
мумии слов заставляя дрожать.

Слившись с дыханьем поэта усталого,
иней бы я раздышал на строках —
может быть, легче писать ему стало бы
на запотевших, как стёкла, листах.

Лишь бы не стать огранённым и каменным.
Чтобы себя мне покоя лишить,
из охраняемой Господом камеры
организую побег для души.

Но не дадут превращенья приятные
мне совершать в бестелесной судьбе —
прошлое, скрытою камерой снятое,
продемонстрируют в Божьем суде.

Из кинозала, где правда откроется
жуткими кадрами дел подлеца,
выйдет Святая судейская Троица,
фильм не желая смотреть до конца.

И в ожидании кольев осиновых
стану просить я в последних словах,
чтоб на глаза мои, рано закрытые,
раньше открылись бы ваши глаза…

1993